Анатолий Томилин - Хочу всё знать [1970]
1932 год — год первой пятилетки. Страна начинала перестраиваться. Это наблюдалось во всём… И Нисский стремился своими картинами сказать, что малые достижения — это частица достижений великих.
Мы видим на полотне как будто бы серый день. Пустынно. Промозгло. Ни души. И только нахохлившиеся воробьи, зябко прижавшись друг к другу, сидят на проводах. Но разве вызывает эта картина чувство щемящей грусти? Нет. Потому что, несмотря на осеннюю серость, огромен простор неба. Потому что бодро бежит, попыхивая дымом, паровоз. И нет конца железнодорожному пути. Потому что безостановочно работают семафоры.
Человека здесь нет, но он присутствует незримо. Ведь кто-то создал эти пути, кто-то поставил семафоры, кто-то ведёт паровозы. И паровоз, и семафоры, и нити телеграфных проводов одушевлены человеческой энергией, они словно ожили от силы вложенной в них человеческой мысли. Картина, вопреки её общей серой тональности, вселяет бодрость, веру в возможность человека-творца, человека-созидателя.
«Учась, работать — работая, учиться». Так понимал художник свои задачи на будущее. Шли годы. Он был на многих стройках и многих морях. И из всего, что видел, старался выбирать только самое нужное, самое существенное.
В феврале 1942 года Нисский едет в действующую армию. Почти каждая запись в дневнике в это время оканчивалась словами: «Моя привилегия — видеть». Наблюдая суровую жизнь военных дорог, художник ещё яснее почувствовал, что оставлять в картине надо лишь самое главное. Он понял: чтобы показать героизм, вовсе не обязательно изображать самый момент боя, пушечную пальбу и бегущих солдат.
«На защиту Москвы. Ленинградское шоссе». 1942 год.В картине «На защиту Москвы. Ленинградское шоссе», написанной в 1942 году, зритель ясно видит приготовившийся к боям город, хотя художник все детали обороны свёл лишь к одному противотанковому заграждению, сквозь просветы которого вдалеке, как в панораме, видна цепь таких же заграждений. Так изображает Нисский неприступность Москвы.
Война окончилась, и художник вернулся к «мирным» темам. Снова на его картинах — бегущие вдаль рельсы, самолёты, линии высоковольтных передач. Но появилось и нечто другое: «чистые» пейзажи, без следов техники.
Когда пытаются кратко охарактеризовать творчество Нисского, чаще всего повторяют одно определение: современен. В чём же эта современность выражается? В сюжете? В том, как этот сюжет передан? Бесспорно, широкие шоссе, стальные переплетения путей, реактивные самолёты — эти герои его картин могли быть созданы лишь в последние десятилетия. В прошлом они просто не существовали. Однако главное не в этом. В его пейзажах может не быть никаких деталей с приметами времени. Дело тут в том, как видит художник самые обычные, ничем не примечательные уголки.
«Околица». 1957 г.Вот «Околица» (1957). Ничего в её сюжете подчёркнуто современного нет. Стоят на краю деревни ели и берёзы, как стояли сто лет назад. И огней электростанции не видно. И плетень, как прежде: обычный, деревянный. Даже довольно ветхий. А всё-таки сразу чувствуешь: сегодняшнее искусство.
В «Подмосковной рокаде» (1957 год) широкая дорога без начала и без конца уходит словно прямо к закатному солнцу. Небо и земля сливаются в какую-то необъятную космическую ширь, над которой господствует металлическая конструкция опор высоковольтных передач.
«Подмосковная рокада». 1957 год.«Зима. Над снегами». 1959—1960 годы.
С момента создания первой зрелой картины: «Осень. Семафоры» — прошло двадцать семь лет, большая часть творческой жизни. Стало более зрелым художественное мастерство, но не изменились художественные принципы. Не изменился взгляд на природу. Не изменилось отношение к тому, что внесено в природу человеком.
«Зима. Над снегами». 1959—1960 годы.На картине зимняя равнина. Высокие полуголые сосны воткнуты в широкое и высокое небо. Безмолвие. Но, вопреки этому извечному молчанию природы, не тронутой человеком, стремительно прочерчивает сумрачное тёмное небо красный самолёт. Две силы противостоят друг другу. Однако небольшое, но всепобеждающее в своей стремительности создание рук человеческих одолевает спокойно-самоуверенную силу природы.
Как достигает этого Нисский? Самим построением картины. Вглядитесь внимательнее. В ней два основных направления: тонкие, вертикально стоящие деревья и широкая, на три четверти холста, нерушимая горизонталь неба. И эта-то нерушимость разрезается горизонтальным полётом самолёта, за которым тянется след, подчёркивающий резкость и стремительность полёта. Полёт же, в свою очередь, выглядит таким резким потому, что в широкой плоскости неба нет ни одной другой линии.
Картины Нисского невелики по размеру. Но детали отобраны очень скупо и точно. Ничего лишнего.
Всё вымерено с какой-то даже математической точностью. Однако этот, казалось бы, холодный расчёт не делает картины бездушными или холодными.
Пейзажи Нисского, как правило, написаны не с натуры. В большей своей части они сочинены художником. В действительности, может, и не существовало точно такой околицы или снежной равнины, как на его картинах. Но это не имеет значения. И картины не кажутся придуманными, потому что созданы па основе накопленных впечатлений.
«…Мне кажется, я стремлюсь писать „из себя“ то, что я увидел, что запало мне в душу, то, что я пережил, прочувствовал», — пишет о своём творчестве сам художник.
Творчество Нисского — своеобразный дневник путешествий, проделанных в разных направлениях по нашей стране. Зимой на лыжах, летом на яхте он объезжает различные уголки родной земли, чтобы увидеть новые черты в её облике.
«Морские просторы, пройденные на военных кораблях всех флотов среди замечательных советских моряков, заснеженные подмосковные леса, исхоженные на лыжах, просторы подмосковных водохранилищ, ленты каналов… переплёты виадуков и перекидных мостов, окружённых дымами паровозов, — это всё новая, изменённая волей советских людей география моей Родины».
Из этих слов угадывается метод работы художника над картиной. Становится понятным, что каждое небольшое полотно требовало многих километров походов и множества недель размышлений. Отдельные работы, не связанные общей темой, но объединённые любовью к родной стране, составили серию, которую сам художник назвал «На просторах Родины».
«Только художник-патриот, идущий в ногу с жизнью, движимый горячей любовью к родной земле и к людям, преображающим эту землю, умеющий видеть и понять красоту, романтику и поэзию наших дней, способен создать произведения, дорогие и близкие советскому человеку», — так Г. Г. Нисский формулирует задачи на будущее.
ИЗ ЗАПИСОК ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОГО АРХИВАРИУСА
Когда Бернард Шоу был уже известным писателем, он как-то на шоссе столкнулся с велосипедистом. К счастью, всё обошлось хорошо. Велосипедист начал извиняться, но Шоу возразил:
— Вам не повезло, сэр. Ещё немного энергии, и вы заслужили бы бессмертие как мой убийца.
Попробуйте наоборот
Молодой художник пожаловался старому, что на его картины нет спроса.
— Рисую я картину два — три дня, а чтобы её продать, нужно два — три года.
Опытный живописец похлопал по плечу своего бесталанного коллегу и сказал:
— Попробуйте наоборот. Пишите одну картину два — три года, тогда, может быть, продадите её за два — три дня.
Обмен любезностями
Художественный критик, близкий друг Рафаэля, написал резкую критическую статью о картине художника. Одновременно он послал ему любезное письмо: «Дорогой Рафаэль, Вы, наверно, уже познакомились с моей статьёй. Надеюсь, она не станет причиной нашей ссоры».
Рафаэль ответил ему: «Любезный приятель, самое первое, что я сделаю при встрече, разобью Вам нос. Надеюсь, это не станет причиной нашей ссоры».
Самооценка
Когда однажды Александр Дюма-отец вернулся с праздничного обеда домой, его сын спросил:
— Ну как, было весело, интересно?
— Очень, — ответил Дюма. — Но не будь там меня, я бы умер от скуки.
Б. Раевский
ПЛИТКА ШОКОЛАДА
Олегу Гончаренко — трёхкратному чемпиону мира
Отель «Универсаль» — маленький и уютный. Обычно добрая половина его пустует. Но сейчас, накануне первенства мира, все номера были заняты. Только в двадцать втором — никого. Ходили слухи, что туда наведывается привидение. Шведы не так, чтоб очень суеверны, но на всякий случай…
